Борис Головин

Я окликнул себя во сне
из предбудущих дней, издалёка.
Это значит, я шёл по весне,
как слеза, сквозь небесное око.

Это значит, меня обрели
в золотой синеве, в благостыни.
Что с того, что в земной пыли
отражаю я небо поныне?

И конечно же, времени нет,
и не надобен паспорт небесный,
про который здесь тысячи лет
лгали в церкви и страшной, и тесной.

И сейчас я, как в детстве, проснусь,
чтоб смешаться с толпой под сурдинку.
Но сюда – быть любимым – вернусь,
потому что запомнил тропинку.

2014

                                       * * *

                      Я в дырах времени застрял, и тяжело я
                      пил белый свет: безумное былое,
                      опять горчишь ты сладко на устах.
                      В краю цветов, где не нужны одежды,
                      мы боль познали, потеряв надежды
                      и плачущее яблоко в кустах.

                      Но знание сошло на нас как милость:
                      с небес, из рая, к нам звезда скатилась
                      и на ресницах дорогих блестит.
                      Безумное моё, прими за шалость
                      всё то, что, как во сне, со мной свершалось,
                      и чувствам возврати горючий стыд…

                                                              2011

Продолжение книги "Жамэ". 2010. Каждый новый пост приближает к началу книги.

Книга "ПАЛЬТО НА ДВОИХ" 2009. находится ЗДЕСЬ

Я русский бы выпорол только за то,
что на нём сочинял Маяковский.
Весь мир в зеркалах, и в лазурной извёстке
испачкан бел свет: в импозантном авто
по небу плевков и окурков летит
довольный собою, изящен чертовски,
отца всех народов пиит.

У здания с надписью: ОГПУ -
с табличкой, чуть ниже - ПОЭЗИИ - ловко
авто тормозит, и Асеев с винтовкой
встречает хозяина, тыча в толпу
прикладом, лупцуя за совесть и страх,
чтоб друг пролетариев и маршировки
шажищ не умерил размах.

Парадные двери ощерили пасть,
ждут фанаты, волнуясь, как море -
ревут стихоплёты, ругаясь и споря,
стишатами делятся всласть;
сквозь шестидесятников сложно пробиться -
автографа клянчат и в кадре запасть
всё силятся, вытянув лица.

В.В. входит в двери, в сладчайший уют:
там Агранов с братвою чубарой
под синим сидит абажуром с гитарой;
там жрут ананасы, там смачно жуют
эх! рябчиков, льют в стопари
коньяк спецпайковый, там режутся яро
в покер до самой зари.

(Их речи – весёлый и праведный суд.
С зарёй на работу уйдут).

Ах нет же, В. В. нынче занят, друзья -
обождут и коньяк, и картишки;
под Лениным вычистив смокинг парижский,
мигнув отражению в зеркале: "Я
ведь правда красивый?" – фуражку надев,
гламурный, идёт он, марая афишки
вечным пером в стае дев.

(Как противны знакомые лица!
Он в Политехнический мчится).

Там стихами он души чеканит в синяк,
чтоб ни время, ни мода не стёрли -
пусть крепит у проклятого мира на горле
заскорузлые пальцы бедняк!
Мы научим его, как смеяться и петь,
как мещанский повыдергать с корнем сорняк,
и как, тачку толкая, хрипеть.

(Гумилёва сегодня ведут убивать.
Набокову снится в Россию кровать).

Весь он в будущем, весь он - громовая речь:
сладко слову придумывать муки,
на рамцы его ставить и даже, со скуки,
папиросным окурком прижечь.
Весь он в будущем -  дум распрекрасных гонец:
вот он, в камень обряженный, вытащил руки
из карманов штанин, наконец.

(Речка. Вторая. Тифозная яма.
К ней по земле волокут Мандельштама).

В. В. на "Renault" серой масти летит
с милой Лилей по небу. И обмер,
ткнув клешнёй в козырёк, вышний опер.
Сельский пьяница видит, да не разглядит:
"Глянь-ка, антанабиль!" – Где? – "Да в небе, дурак!" -
"Не сыграть ли нам вечером в покер?"
Ночь на небо набросила мрак.

(Гвалт этапа. Собак злобный вой.
Бродского в ссылку уводит конвой).

                                                                     2010